Долгий путь домой

Человек так устроен, что ему легче отречься от истины, чем от своих заблуждений. «Дивно устроен»*. Это не ирония. Будь Иаков ангелом, он никогда не стал бы Израилем. Бог не искал легких путей, Он знал, какой народ избрал. Он знает, спасая человека, кого избирает. Ему неинтересны простые задачи. И человек порой всю свою жизнь борется с Тем, Кто хочет дать ему новое имя и новую судьбу.

Конец 80-х – начало 90-х. Распад СССР. Возникновение СНГ. Мутная вода почти демократии, почти безвластия. Радостно-суетливая копошня предсказателей всех калибров, мастей и оттенков вспенивалась газетными заголовками: «Миша-меченый», «Конец света», «Последний правитель», «Предтеча антихриста»...
«Что ни столбец – навет, что ни абзац – отврат...»**
Слегка страшновато, слегка любопытно, но – верить всерьез? «Вы делаете мне смешно!»
Игнату тогда едва исполнилось тринадцать. Пацан, как пацан: в меру веселый, в меру серьезный, мог постоять за себя и вступиться за другого. Детство на острове Итуруп Курильской гряды, где одних действующих вулканов – двадцать пять, научило тому, чему «на материке» не учат. Природа – суровая, непредсказуемая, как дикий зверь, нетронутая бритвой цивилизации, так и учила: надо напрячься – пожалуйста, не надо – можно спать до обеда.
Полусумасшедшая бормотуха о конце света почти не трогала Игната, но заинтересовала – слегка. А поскольку и тематика, и терминология, и аргументация «пророчествующих» имели, по большому счету, один источник, Игнат обратился к нему, минуя заводи, перекаты и отмели, истоптанные и взбаламученные ногами не всегда опрятных искателей вечной истины и преходящих гонораров.

Как-то раз, возвращаясь из школы, завел Игнат разговор с одноклассником Женей, о котором было известно, что он – баптист.
- Ты, говорят, верующий? В церковь ходишь. Что там можно делать? Свечки ставить?
- Нет, мы свечек не ставим. Молимся, поем, слушаем проповедь. Интересно. Я часто получаю ответы на те вопросы, которые у меня возникают.
- Как это – получаешь ответы? То есть вы задаете вопросы вашему... ну, начальнику или пастору, а он отвечает всем, когда читает лекцию?
- Нет, никто ничего ему не говорит. Разве что исповедается кто-нибудь, но это другое. Понимаешь, ему Бог дает слово, откровение называется, и в проповеди каждый, не только я, получает ответы на свои вопросы.
- Гонишь!.. Как такое может быть? Один ответ на все вопросы? Типа – «да катитесь вы все», да? Ну это я пошутил, не обижайся. Но странно все это как-то. А ты, наверное, пастором хочешь стать?
- Пока не знаю. Бог откроет, то есть, даст знать, если нужно. Пока в хоре пою. Ты бы, Игнат, зашел к нам на служение и все увидел своими глазами. А пока почитай, вот... – Женя достал из портфеля книгу, блеснувшую ярко-синей обложкой. – «Детская библия». Ты не смотри, что «детская», там все написано очень подробно, почти как в настоящей. И рисунков полно. Есть очень хорошие. Прочитаешь – вернешь, не спеши. А на служение приходи. Библия – это теория, а в церкви – практика.
«Немного теории, немного практики. Непонятно, при чем здесь Бог? Бог, потрясающий Курильскую землю? Бог, извергающий огонь и пепел из заснеженных сопок? Бог, бросающий тысячетонные громады волн на содрогающийся берег?»
На книжных иллюстрациях все выглядело как-то уютно, по-домашнему: блюдо с горкой кишмиша и персиков, чистенькие воины, чуть наморщенные лобики, нежные ручки, холеные ножки...
«Один раз на сопку подняться и один раз опуститься – и я бы посмотрел на вас. Сказано – «материк», где не бывает ураганов, таких, что невозможно дышать, стоя лицом к ветру, и приходится отворачивать лицо, чтобы выдохнуть. Где за ночь снега не выпадает столько, что, открывая утром дверь, видишь сплошную белую стену. Это вам не веерное отключение электроэнергии. Ладно, почитаем».
Игнат взял с полки увесистый гладкий томик. Запестрел глянцевый веер страниц.
Книга поначалу воспринималась как сборник сказок, хотя факт существования Бога Игнат не отрицал: на Курилах легко стать язычником, но атеистом – едва ли. Сказки... кто из нас не читал их? Чего-чего, а чудес в них хватает. Но как-то грустно потом становится. И хочется верить, а не верится. Сказка – она и есть сказка. Мудрая, добрая, чудесная. Но: «ищи меня за тридевять земель». Ищи-свищи, короче, свое чудо. Найти – не найдешь, а найдя – не удержишь. Лишь, в реальность возвращаясь, стряхнешь с себя что-то, похожее на сон, да проглотишь слюнку горькую.
Игнату было знакомо это ощущение, он прочитал немало сказок – русских, аварских, вайнахских, абхазских, китайских, индийских – когда только успел! Похоже, и на этот раз ему предлагались сказки. Еврейские. Но что-то было не так. Не так, как обычно. Нужно было время, чтобы разобраться. Чтение начинало увлекать. Захотелось пойти на служение.

Первое, что увидел Игнат в молитвенном доме – картину, написанную маслом на стене и так живо изображавшую рассвет, что в нее хотелось войти: озеро, деревья вокруг, облака на небе, лес вдалеке. Проповедник, стоявший перед нею, казался на фоне картины частью ее самой.
В церкви Игнат увидел непривычно-вежливые, интеллигентные отношения между людьми. С ним общались как с равным. Проповеди – серьезные, «взрослые», честные; темы – важные, о которых не говорили дома, в школе, в компаниях с друзьями. Пел хор, пел Игнат. И становилось светло, сила приходила, умиление – неведомое, свежее, как утренняя роса, живое. Никто никому ничего не «втемяшивал»: «Хошь верь, хошь не верь. Твои проблемы. Не веришь сегодня – завтра поверишь. Главное – слушай слово Божье. Вера – она от слышания». И все люди вокруг были – свои. Родные. Разные: веселые и грустные, простые и знатные, открытые и «себе на уме», но – свои!

Так продолжалось несколько месяцев – школа, чтение, игры с друзьями, иногда – собрания по воскресеньям. Потом произошло то, что можно назвать «рождением свыше». Игнат сидел дома, один в своей комнате, читал. Рассматривая ошеломленного встречей с Иисусом Савла, его широко раскрытые, ослепленные неземным светом глаза, Игнат подумал: «А я – за что гоню Тебя?» И этот вопрос, заданный то ли самому себе, то ли Богу, вызвал лавину неведомых доселе переживаний, вмиг пронизавших все существо. Стало все так ясно и просто – в один миг столько понял! – за всю жизнь не расскажешь. Счастье пришло – Игнат плакал не оттого, что плохо, что кто-то обидел – такое счастье пришло! Всех бы обнял – и друзей, и врагов, которых любил сейчас, наверное, больше, чем друзей, особенно остро и жгуче. Небеса широко распахнулись над головой: только сделай шаг – и ты в безбрежном, вечном блаженстве. Навсегда. Это не укладывалось в голове, но в сердце – вполне. Так хотелось сделать этот шаг, чтобы – навсегда. Вернуться домой. «Дом родной – я и не знал, что он так близок!.. Забери меня, Господи... забери. Я хочу быть с Тобой, прямо сейчас. Больше ничего не надо, лишь бы с Тобой», – плакал и улыбался Игнат. Тишина стояла в комнате такая, что был слышен звук упавшей на пол слезинки. Реальность Божьего присутствия была такой силы, что в сравнении с нею пейзаж за окном казался выцветшим фотоснимком. «Если я буду пытаться отойти от Тебя, не дай мне, Боже, этого сделать, не отпускай меня, не дай потеряться. То, что я не смогу, Ты сможешь, ведь Ты – Бог. Ты – Бог мой, навсегда. Слава Тебе! Как дорого, слишком дорого то, что я познал сейчас». Молился Игнат и не важно было, сколько времени прошло, есть ли оно вообще, это время...

О духовном опыте человека писать можно, но о том, к чему приводит этот опыт – необходимо. То, что Библия называет «плодами духа», дает основание судить о самом духе. Убийство, цирроз печени, предательство – это плоды духа. Покаяние, избавление от наркотической зависимости, восстановление семьи – это плоды духа.
«По плодам их узнаете их».
Друг друга люди узнают по плодам духа. Соответственно этому собираются в группы, сообщества, клубы, церкви. Алкоголик находит подобных себе. Преступники объединяются в банды. Спасенные Иисусом Христом собираются в церкви. Покаяние приводит человека к людям, у которых в жизни был подобный духовный опыт.
Игнату было проще: в церковь он уже ходил и его переживание Божьей любви в точности соответствовало тому, о чем проповедовали с кафедры, чем делились в беседах друг с другом, чему радовались сообща.
В ближайшее же воскресенье Игнат вышел к алтарю и произнес молитву покаяния, что означало: «Я такой же, как все вы, спасенный Иисусом».

А потом приходит тот, кому очень не нравится твое состояние, твои новые друзья, твои молитвы, твое счастливое сердце и твоя радость. Счастье украсть, веру убить, тебя – погубить.
Сценарий неутомимого делателя невидимых сетей новизной не отличался и был «обкатан» на сотнях тысяч таких же, как Игнат, малолеток.
Поступление в техникум. Новые приятели. Новые интересы. Новые авторитеты, считающие себя волками, на самом же деле – просто несовершеннолетние козлы. Игнат начал «остывать». Не ходил в церковь. Не читал Библию, даже детскую. Поначалу он остро, чутко, до болезненности воспринимал грех других, но постепенно привык, огрубел, научился – сам. Распробовал. Понравилось. Дальше – больше. «Дорвался Игнашка до сладкой бражки». За один-два года полностью «скатился». Уже не представлял себе другой жизни. На Бога не роптал, оставаясь «сочувствующим». Верующим грешником. Капкан – простой и действенный: сколько поймалось в него.

Когда ты возвращаешься домой за полночь и ночь ласкает горячие щеки прохладными вздохами, ты ловишь запахи, делающие тебя счастливым, погружающие тебя с головой в мирные воды воспоминаний. И ты летишь навстречу своим мечтам, их так много в восемнадцать лет.
Под редкими фонарями отблескивает зеленая слюда листьев.
- Эй, подожди!...
Темная фигура неловко выдвинулась на дорогу. «Что еще за хмырь?..»
- Слышь, братух, дай закурить, а?
- Не курю.
- Да ты че ?!. Вообще, что-ли? Ах ты!..
Тонкие и жесткие, как стальные пружины, пальцы впились в куртку.
Можно говорить или кричать, что угодно, но чем раньше ты поймешь, что слова уже ни к чему, тем лучше для тебя.
Игнат рванулся привычно – вполсилы, но с виду хилый, нападавший оказался цепким, как энцефалитный клещ. Тогда Игнат тряхнул его как следует – куртка затрещала. Ноль. Еще! Еще!! Бесполезно – тот словно прирос и вдобавок начал орать, зовя какого-то Серегу, брызжа слюной из вонючего рта. Пытаясь отбиться, Игнат потерял равновесие и оба упали на землю.
Чем яростнее он пытался освободиться, тем сильнее становился страх.
Игнат перепробовал все, но хватка не ослабевала. «Да он же под наркотиком!» – пронзила мысль. И приближающийся топот неведомого Сереги скорее не услышал, а почувствовал Игнат. «Серррееегаа!!» – визжало у самого лица. «Ааааасссеррреееегааа!!»
Когда ты чувствуешь узкий кожаный ремень, неумолимо сдавливающий твою шею, аргументы разума заканчиваются. И начинается вера. А вера рождает молитву.
«Спаси меня, Господи! Я верю, Ты можешь меня спасти, Иисус, сделай чудо сейчас или мне конец! Помилуй меня! Я не хочу умирать!..»
Сквозь кровавую муть рвалась в небеса беззвучная молитва, из самого сердца рвалась – в небеса. Уже вывалился язык и ставшие неузнаваемыми глаза Игната налились кровью. Нападавший отцепился от его куртки и теперь, пользуясь беспомощностью Игната, бил его руками и ногами, задыхающегося под Серегиной удавкой, потерявшего координацию, почти бесчувственного.
«Спаси, Отец... умираю... помоги же... кто, если не Ты?..»
Глухо крякнув, лопнул ремень.
Хрипло выхаркивая воздух, Игнат переводил дыхание. Но отдышаться ему не дали. У Сереги нашлось кое-что покрепче. Смерть, отступившая было, снова приблизила свое лицо, торжествуя. Она была так реальна в этот момент – не опереточная старушка с косой – багровое марево, боль – раскалывающая и грызущая... последние капли жизни... как рано и как нелепо... «Иисус... Иисус... я... верю...»
Игнат не слышал, как порвалась вторая удавка. Не слышал слов: «Живучий, гад!» Взрезая тьму светом фар, из-за поворота вынырнула патрульная машина. «Менты! Валим!» Вмиг исчезли убивавшие и едва не добившие Игната. Догнали их? Какая разница. Было все равно. Голова гудела, шею саднило, порваная куртка спереди вся в кровавых пятнах. «Ох и попал я... слава Тебе, Иисус, это Ты спас меня. Есть Бог!» В отделении милиции, куда привезли Игната, никто не мог поверить, что на его шее порвались аж две удавки подряд, но факт – четыре обрывка, подобранные оперативниками на месте происшествия – говорил лучше любых доводов.
Домой Игнат попал уже под утро и все время вспоминал свою молитву – не сегодняшнюю, а давнюю, совсем еще детскую, когда он просил Бога никогда-никогда не оставлять его, когда комната была наполнена Божьим неземным присутствием. Бог оказался верен. Он сохранил. Его рука отшвырнула жадную, ненасытимую смерть. Еще один шанс. Жизнь продолжалась. И в этой жизни хорошо, конечно, быть хорошим, но, согласитесь, хорошо ведь и просто – быть!

Жизнь продолжалась, похожая на фильм со странным началом и непредсказуемым финалом.
Армия пролетела, как сон: заснул «салабоном», проснулся «дембелем». Благополучно, без кошмаров. В этом «сне» Игнат впервые увидел телепрограмму Кеннета Копленда. Как будто письмо с родины – кому-то другому, не тебе, но стало теплее сердцу. Был религиозен Игнат: словами «за» Бога, делами «против» Него, искренне сожалея, что сил нет что-то изменить в жизни. Свет Христов тускнел с каждым годом под толщей культурных (и не очень) наслоений. Но не угасал. Не угасал.
Три года после армии – свободный полет.
Вокруг – информация, не задерживающаяся в сознании, в душе – пустота, жаждущая заполнения: пивком, сигареткой, «дебчиком», анекдотцем... Если нету чего потяжельше.
Однажды летом, после очередной попойки, Игнат решил зайти в евангельскую церковь, рекламный щит которой видел много раз, проходя домой мимо заводского клуба. Был еще полупьян с вечера, но уже начиналась депрессия. «Будущего – нет. Вакуум. Выжатый лимон. Грузчик на «Барабане». Никаких перспектив». Игнат вспомнил, как ходил когда-то в церковь, как было хорошо, вспомнил озеро и деревья на стене, и прибрежные камни – гладкие, слегка теплые под рассветными лучами. «С Богом или с бодуна? А что я теряю? За семь лет больше потерял. Пойду». И попал Игнат на воскресное служение.
Не запомнил в тот день ни одного слова. Но начал регулярно ходить. Отогреваться. Оттативать. Менялась жизнь – не всегда так быстро, как хотелось бы. Но главное было сделано, главное уже было – в крови. Остальное – дело времени.

Давным-давно молодой раввин путешествовал из города в город: молва о Нем, противоречивые слухи, невероятные подробности, причудливые сплетни распространялись повсюду, как круги, разбегающиеся по воде. Не все стремились своими глазами увидеть Его: мало ли их, бродячих фокусников и прорицателей. Одним больше, одним меньше. Его называли Иешуа – так называли Его все. Но многие добавляли: «Амашиах». Те, для кого Он стал Помазанником, Царем, не могли остаться прежними.
Если твое сердце влечет тебя к этой Личности, послушайся своего сердца. Оно не обманет тебя. Просто – следуй за Иисусом. Ничего не бери с собой, ведь Ему нужен только ты, а тебе нужен только Он.
А когда голоса из прошлого будут напоминать тебе то, что хочет забыть Бог, скажи: «Это умерло, это в прошлом, я стану другим, Бог сделает меня новым человеком». Следуй за Ним. Делай первый шаг. Он очень прост, если ты действительно принял решение.
Иисус умер не за умных и не за глупых. Он умер за всех. Когда однажды человек встретится с Богом, а этот момент неизбежен, Бог не спросит его, насколько хорошо ему удалось проявить свой ум. Бог спросит, что человек сделал с жертвой Иисуса. И тому придется ответить, что он переступил через умирающего Христа и пошел смотреть телевизор. Ты хочешь быть этим человеком?
Послушай: прямо сейчас – Он ждет тебя!
Первый шаг к Иисусу, к новой судьбе – это слова молитвы, смысл которой понятен любому.
«Отец Небесный, я прихожу к Тебе во имя Иисуса Христа, умершего за мои грехи и воскресшего для моего оправдания. Измени мою жизнь, возьми мой страх, мои болезни, грехи и проклятия. Дай мне Твое прощение, Твою святость, Твое благословение и силу. Кровь Иисуса Христа пролилась за меня и я верю, что прямо сейчас она очищает меня от всякого греха. Отныне пусть моя судьба зависит только от Тебя, Творец вселенной. Я знаю, Ты никогда не оставишь меня, Ты со мной – всегда и везде. Слава Тебе за все. Аминь».

_____________________________
* Псалом 138.
** М. Цветаева.

Долгий путь домойСвидетельство

Долгий путь домой
Свидетельство